30 ОКТЯБРЯ незаметно и тихо прошёл День памяти жертв политических репрессий. В современной России, склонной к парадам и показному величию, не принято вспоминать о том периоде, когда собственных граждан уничтожали «конвейерным» способом.

Патологические сталинисты, которые в большинстве своём понятия не имеют о той эпохе, всё чаще пытаются обелить кровавый образ своего кумира, ссылаясь на некую «высшую необходимость», которой были обусловлены эти человеческие жертвоприношения.

Но разве могут быть какие-то государственные цели, которыми возможно оправдать истребление тысяч людей под клеймом «врагов народа» или «социально чуждого элемента»? Если могут, то такое государство обречено. Что, собственно, уже доказано самой историей…

 Братское захоронение жертв Большого террора, Донское кладбище

ЯРЦЕВО тридцатых годов… Сегодня у нас представляют те времена по кинофильмам: по пропагандистским, лубочным картинам «Кубанские казаки» или «Трактористы». Разумеется, эти фильмы не имели никакого отношения к реальности.

Сталинская реальность в пролетарском Ярцеве была такова: шестидневная рабочая неделя, очереди за хлебом, бедность и недовольство рабочих. Несмотря на то, что город строился (а он активно строился — десятками сдавались дома!), фабрика работала (а она работала — ставили ленинградские станки, осваивали новые ткани!) — жизнь рабочего человека оставалась, в целом, на том же уровне, что и до революции.

ОГПУ вело свою летопись, которая отличалась от кинофильмов. Вот — из доклада 1930 года «О настроениях рабочих Ярцевской текстильной фабрики»:

МЕЧТЫ о «свободе, равенстве и братстве» окончательно рухнули, когда после убийства Кирова в стране начали «закручивать гайки». К концу тридцатых годов это «закручивание» дошло до кровавой чистки, нынче известной как Большой террор.

Наши старики мало рассказывали о репрессиях. Эту часть воспоминаний «выключал» подсознательный страх, с детства вложенный в их сознание и выражавшийся простой формулой — «не надо болтать лишнего!». Точно так же, старики, пережившие оккупацию, почти ничего не рассказывали о тех событиях. Страх — слишком липкая субстанция. Но если они не рассказывали — значит ли это, что они ничего не видели? Видели, конечно.

В конце тридцатых через Ярцево прошла автострада Москва — Минск. Её строили заключённые «Вяземлага», а в Ярцеве было сразу два его филиала — «Ярцевский 7-й отдельный лагерный пункт». Один лагерь располагался в районе молокозавода, а второй — неподалёку от нынешней телевышки. В них содержались тысячи заключённых. Этого нельзя было не видеть. Но говорить об этом тоже — нельзя.

Репрессии «вычищали» целые колхозы. Исчез латышский колхоз в деревне Воротышино, исчез латышский колхоз в деревне Суетово. Латыши — значит, могут иметь родственников за границей. Значит, могут быть связаны с буржуазией. А это — статья 58, пункт 4. Люди пропали. Этого нельзя было не видеть. И говорить об этом — нельзя.

Самый насущный продукт — хлеб — был дефицитом. Это отмечалось в 1937 и 1939 годах сотрудниками Управления НКВД. Об этом они составляли рапорты в обком. Но гражданам стоять в хлебной очереди полагалось молча. Иначе… сами знаете, что может быть.

ЖИЛА в Ярцеве обычная женщина, Эмилия Миренбург. Она была из семьи рабочего-кустаря, никакой «гнилой интеллигенции», никаких «кулацких недобитков» и никаких «родственников в Прибалтике». Родилась Эмилия в 1907 году, отучилась в школе, прошла комсомол и даже вступила в партию. По национальности она была еврейкой. В Ярцеве до войны вообще евреи составляли значительную часть населения, не менее десяти процентов.

До нас чудом дошёл даже домашний адрес Эмилии: Первомайская улица, дом 4, квартира 26. В ту пору Первомайская была длиннее почти вдвое. Тот дом сгорел в начале войны, потом улицу перестроили и теперь там совсем другая география.

Эмилия Миренбург работала кассиром в парикмахерской артели Ярцевского городского промсоюза. Обыкновенная молодая женщина, вся как на ладони.

На беду Эмилии, она попала в «чёрный список». В конце 1936 года местным спецслужбам срочно потребовалось отчитаться о «раскрытии заговора». Тогда вообще система была построена так, что каждый районный отдел НКВД обязательно должен был время от времени что-то «разоблачать», иначе самих чекистов могли заподозрить в лояльности к врагам народа. Поэтому иногда дела фабриковались произвольно, а иногда — людей забирали «по списку». Такие заранее заготовленные списки «козлов отпущения» составлялись заранее и в нужный момент из них просто брали очередного человека и скармливали его советскому правосудию.

9 декабря 1936 года Эмилия Миренбург, которой на тот момент не было и тридцати лет, была арестована 4-м отделом управления госбезопасности УНКВД Западной области.

Кассиршу из парикмахерской артели обвинили по статье 58, части 8-11. Это значит — «участие в деятельности контрреволюционной террористической организации». И завертелись шестерёнки карательного аппарата…

 Эмилия Миренбург. На этом фото из уголовного дела ей всего 29 лет

Сначала был арест в Ярцеве. Потом этап в Смоленск: допросы, допросы с пристрастием, лампа в лицо, крик следователя… Что могла рассказать ему Эмилия, простая кассирша? Да ничего. Но уголовное дело заведено и отчётность требует, чтобы оно было доведено до финала. Иначе не видать нового звания.

Затем Эмилию этапировали в Москву. Её таскали по следственным изоляторам и тюрьмам ещё примерно полгода. Впрочем, финал был известен заранее.

21 июля 1937 года гражданка Миренбург была осуждена военной коллегией Верховного Суда СССР и приговорена к высшей мере наказания. Не было никаких адвокатов, не было права на обжалование. В тот же день приговор привели в исполнение. Обычная практика в советском правосудии.

Как правило, приговоры по такой статье приводились в исполнение в подвале Военной коллегии на Никольской улице. «Поставить к стенке» — это ведь буквальное выражение. Расстрельная комната, одна из стен обшита толстыми досками (чтобы пули не рикошетили), жёлоб в бетонном полу… Заводят, приказывают встать лицом к доскам — выстрел в затылок. И всё. Комнату быстро обдают водой из шланга, и можно заводить следующего.

НОЧЬЮ тело Эмилии с другими трупами отвезли в крематорий Донского кладбища. Этот крематорий был оснащён печами известной немецкой фирмы «Topf und Sоhne» — той самой, которая позже оборудовала печами Освенцим. На качестве не экономили…

Тела сожгли, а пепел высыпали в общую яму. Официально эта яма называется «могила невостребованных прахов №1». Сейчас на ней образовался маленький мемориал: люди ставят туда таблички с именами своих близких.

С осени 1936 по осень 1938 года Военная коллегия вынесла 30 514 расстрельных приговоров. «Могила невостребованных прахов» быстро увеличивалась в размерах.

В той же яме, куда высыпали пепел Эмилии, лежит пепел маршала Тухачевского и маршала Блюхера, писателя Бабеля, конструктора Лангемака, режиссёра Мейерхольда, поэта Клычкова — более четырёх тысяч известных и неизвестных жертв сталинского режима.

И ЗДЕСЬ всплывает вторая судьба — человека, который в последнюю минуту стоял позади Эмилии с наганом в руке. Известно, что всеми расстрелами, приводимыми в исполнение по приговору Военной коллегии, руководил капитан госбезопасности Василий Блохин. Он расписывался и в актах о приведении в исполнение, и в актах о кремации.

 Заслуженный палач Блохин с орденами за добросовестный труд

Товарищ Блохин был профессиональным убийцей. Он родился в 1895 году под Владимиром в крестьянской семье. Расстрельной командой руководил с 1924 года, а последний выстрел сделал в 1953 году. Заслуженный палач Советского Союза, за свою работу он получил два ордена Красного Знамени, орден Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезду, орден Знак Почёта и орден Ленина. И дослужился до звания генерала.

Кстати, в годы репрессий его и самого могли расстрелять — готовился даже запрос на его арест, но сверху появилась резолюция из Кремля: «таких людей сажать не надо, они выполняют черновую работу».

Блохин «выполнял черновую работу» и стрелял людям в затылок почти тридцать лет — столько же, сколько прожила на белом свете Эмилия. Его «личный счёт» идёт на тысячи…

Кто конкретно выстрелил в затылок Эмилии, неизвестно. Это мог быть сам Блохин, мог быть его помощник Яковлев, заместитель начальника комендантского отдела. Да и есть ли большая разница?

После смерти Сталина палач Блохин был отправлен в отставку и начал от огорчения пить. Пил много и в феврале 1955 года скончался. Жестокая насмешка судьбы: могила Василия Блохина находится… там же, на Донском кладбище. Но тысячи убитых им людей, сожжённые в крематории, лежат в общей могиле, а у Блохина — большое мраморное семейное надгробие.

В 1957 ГОДУ, в июле — ровно через двадцать лет после расстрела — Эмилия Миренбург была полностью реабилитирована. Её дело пересматривала та же самая Военная коллегия Верховного Суда СССР. И «внезапно выяснилось», что кассирша из Ярцева ни в чём не была виновата. Нет вины — нет преступления. А если нет преступления — значит, не может быть и наказания. Получается, расстрел Эмилии — это обыкновенное убийство. А её судьба — просто горсть пепла, смешанного с пеплом тысяч других человеческих судеб.

P.S. В НАШЕМ городе никак не увековечена память земляков, ставших жертвами политических репрессий. Однако в декабре прошлого года группа местных коммунистов выступила с инициативой восстановить в Ярцеве ранее существовавший памятник Сталину.