Сегодня мы отправимся на северную окраину нашего района — в самые глухие места. На примере агонизирующей деревни Львово посмотрим, как умирает село, до которого не добрались столичные агрохолдинги и мимо которого прошли национальные проекты.
Совсем недавно эта деревня была «столицей» Львовского сельского поселения. Но несколько лет назад многие поселения укрупнили и объединили. Логика в этом была: какой смысл на полторы сотни жителей содержать целую администрацию? Так Львово с окрестными деревнями вошло в состав Капыревщинского сельского поселения.
Утратив статус административного центра, деревня Львово стала погибать с удвоенной скоростью. Люди, которые ещё «в силе», уезжают искать лучшей доли поближе к городу. Остаются в основном старики.
Всё, что осталось от образования
Детей практически нет — учить некого. Поэтому сельскую школу закрыли несколько лет назад. Причём «закрыли» — не совсем точное определение. Её просто бросили, вместе со всем школьным имуществом. Недавно мы побывали в пустующем здании: стоят парты, в шкафах расставлены заспиртованные лягушки, висят школьные доски, разбросаны географические карты, а в кабинете химии стоят всякие колбочки-пробирочки… В общем, школу «закрывали» так, словно немцы уже стояли за околицей — спасаясь бегством и бросая материальную часть на произвол судьбы. Год назад в осиротевшей школе даже батареи отопления были на месте: деревенским жителям они без надобности, а город далеко, иначе давно бы растащили на металлолом.
Брошено всё. В бюджете денег много, что мелочиться…
Главную книгу забыли…
Детский сад закрыли тоже давно. В бурьяне стоит ржавый паровозик-горка, вот и всё напоминание о том, что когда-то в деревне Львово люди ещё размножались.
Вообще, это замкнутый круг. Те немногие взрослые жители, которые ещё могут завести детей, не заводят их — нет детского сада, нет школы. Но если нет детей, то и садик со школой не нужны. И как разорвать этот круг?
Когда-то в Львове был даже детский сад
Способ есть только один: дать людям работу, чтобы они тут селились и строили планы хотя бы на десять лет вперёд. Тогда и начнут размножаться. Раньше были призрачные надежды на то, что сюда придёт какой-нибудь крупный агрохолдинг — «Мираторг» или «Останкино», но холдингам это тоже неинтересно. Крупным компаниям нужны молодые и здоровые рабочие руки, а в Львове их нет. Поэтому холдинги облюбовали Починковский, Глинковский, Хиславичский районы — там и людских ресурсов побольше, и инфраструктура получше.
Но люди-то помнят другие времена! Старики ещё не забыли, какое мощное хозяйство здесь было — совхоз «Львовский» районного агропромышленного объединения. Когда коровы мычали, трактора грохотали, а из динамиков над сельсоветом орала программа Всесоюзного радио «В рабочий полдень». Давно это было… Остались только воспоминания.
Мертвая улица
А ещё, в наследство от советского хозяйства, остался заброшенный склад опасных пестицидов. У нас в области три таких могильника: крупнейший у деревни Докудово, на границе Ельнинского и Починковского районов, второй по величине — наш, в нескольких километрах от деревни Львово, третий — возле деревни Йозефовка под Хиславичами. Когда-то давно специалисты подсчитали, что один только Львовский могильник сельскохозяйственных ядохимикатов в своём содержимом имеет девять тонн тетраметилтиурамдисульфида, четыре тонны динитроортокрезола, почти три тонны трихлорацетата натрия, четыреста килограммов фосфида цинка и триста килограммов коллоидной серы. Вся эта дрянь со сложными названиями, разлагаясь от времени и вступая между собой в реакцию, может давать непредсказуемые производные. А если загорится — то произойдет реакция с выделением фосгена, хлороформа и другой отравы. И загвоздка в том, что некоторые из химикатов при длительном бесконтрольном хранении имеют способность к самовозгоранию. Такая вот часовая мина со сломанным циферблатом: все знают, что «жареный петух клюнет», но никто не знает, когда — завтра или через десять лет.
В разное время эту проблему обсуждали на разных уровнях. Изучали. Рассматривали. И выносили решение: вернуться к рассмотрению вопроса позже…
Впрочем, в самом Львове такое соседство мало кого беспокоит — слишком много повседневных проблем, над глобальными некогда ломать голову. Есть начальство, ему виднее.
Фельдшерский пункт закрыт…
Люди здесь вообще стараются не жаловаться — какой смысл? Они даже болеть стараются пореже, потому что с медициной в Львове проблема. Фельдшерский пункт здесь тоже был, здание с табличкой сохранилось до сих пор, вот только на нём висит замок: закрыто. Оптимизация, чёрт бы её…
По словам местных жителей, если вызвать скорую помощь — она приедет из города, в лучшем случае, через час-полтора. Шутка ли — от города почти шестьдесят километров. Что остаётся? Остаётся лечиться травками и молитвой, это надёжнее.
К вопросу об организации досуга…
Досуг здесь проводят по-разному. Летом в огороде, зимой перед телевизором. Ну, не обходится без чисто русских развлечений. Памятный случай: в прошлом году в первый день Нового года один селянин по пьяному делу зарезал соседа. Убийце было шестьдесят, убитому — пятьдесят. Что в итоге? Одного похоронили, второму дали восемь лет. Ещё двумя жителями стало меньше.
Самое впечатляющее место в деревне — Школьная улица. Вдоль неё стоят несколько двухэтажных домов: в каждом по два подъезда, чудеса советского кирпичного зодчества. Полвека назад такие дома строили для работников совхоза, для молодых специалистов, которые приезжали в деревню по направлению после институтов и техникумов.
Молодые специалисты повзрослели и разбежались. Другие — постарели и обзавелись своими домами. Почти тридцать лет двухэтажные многоквартирные дома стоят без жильцов: пустые окна, просевшие крыши, местами — обрушились перекрытия, кое-где внутри кирпичных коробок уже растут берёзы… Выглядит жутко: что-то среднее между разбомбленным Сталинградом и обезлюдевшей Припятью. Брошенная школа в конце улицы эффектно дополняет эту картину.
И — диво дивное — в единственной квартире в разрушенной двухэтажке целые стёкла. Первый подъезд уже рухнул, во втором — живёт женщина. Светлана Валентиновна Ишмухамедова. В далеком 93-м году она с семьёй из одиннадцати человек приехала в Ярцево из Баку. В городе жилья для беженцев не нашлось, поэтому приезжих поселили во Львове, в этой самой квартире. Дети вскоре разъехались, кто куда, сейчас там постоянно живёт только сама пенсионерка.
В этом доме осталась одна жилая квартира
Из всех благ цивилизации — только электричество. Ну и самодельная печка в дальней комнате — словно в фильмах про блокаду. После дождя по стенам течёт вода, обои на них не держатся. По полу шныряют крысы размером с небольшую кошку. Светлана Валентиновна привыкла. Иногда, правда, пишет письма в высокие кабинеты с просьбой «решить жилищный вопрос», но и тут целая интрига: дома фактически не существует. Адрес у дома есть, квартира есть, живая пенсионерка в этой квартире — есть. А дома фактически нет. В общем, недаром говорят, что «бюрократия погубит нас быстрее, чем коррупция».
Деревня превращается в руины
На фоне этой разрухи возникает вопрос: осталось ли в деревне Львово хоть что-то, что до сих пор работает и не развалилось? Конечно! Исправно работают почтовое отделение и кладбище. А ещё — здесь есть мемориал памяти Великой Отечественной войны, который в этом году даже решили отремонтировать. Мы же потомки победителей, надо понимать такие вещи.
Так заканчивается жизнь
Хотя, по большему счёту — вся деревня Львово, населённая потомками победителей, уже давно напоминает один огромный жуткий мемориал. Вот только непонятно, какой войне он посвящён…
Сигма Плюс